Хроники Эрсанея

Он вышел из подъезда серого дома одной из улиц старого города около полуночи. Из "светил" осталась только бледно-желтая луна, от которой было мало проку. Вадим надел наушники, надвинул на лоб кепку и нажал PLAY. Рок резко ударил в уши. Несмотря на отсутствие ярких лучей, из кармана вылезли очки и заняли свое место на переносице. Так Вадим воздвиг бетонную стену между собой и окружающим миром
Вадим любил ночную жизнь и ее обитателей. Он не переставал отмечать каждую мелочь, в то время как эта "мелочь" не замечала его. Пьяные компании, вываливающиеся из баров, небритые с сумасшедшими глазами мужики, вылетающие из казино, как пробки - это стало частью его жизни.

Вадим чувствовал ночь. При звездах и тусклом блеске луны просыпались инстинкты, тянувшие парня в город, в центр жизни, ночной жизни - самой необъяснимой, самой непредсказуемой и незабываемой. С наступлением утра инстинкты притуплялись, засыпали до следующего наступления темноты.

Две недели назад Вадим очнулся в местной больнице с тяжелым вопросом: "Кто?". Руки были обмотаны бинтами, пропитанными чем-то желтым, при дальнейшем осмотре в бинтах оказалось лицо. Вадим начал кричать, звать на помощь, пока не прибежала медсестра и не успокоила легким уколом. Позже парень вспомнил, что он - Митяев Вадим, ему 16 лет, у него есть отец, мать и, кажется, брат. Ни других родственников, ни знакомых он не помнил.

Родители приходили каждый день, но ни они, никто другой не могли рассказать что с ним случилось.

На лице остался тонкий шрам над левой бровью, на ладонях шрамы пересекали линии жизни и любви - это показалось Вадиму слишком символичным. Память измельчилась на рваные куски. Иногда всплывали фрагменты, о которых тут же хотелось забыть, а когда Вадим закрывал глаза, ему виделся огонь, страшные языки пламени, слизывающие все на своем пути.

Скоро парня выписали, тогда его позвала ночь. Она манила, тащила к себе, призывала, притягивала. "I’m in to deep," - пела любимая группа, и Вадик мысленно кивал, соглашался.